Благоволи же помиловать меня, и дай мне состариться с нею! (Книга Товита 8:7)
Но не ищи, но не лови сочувствия.
Твое спасенье Не в чьей-то,
а в твоей любви,
Не в чьем-то, а в твоем служенье.
-Лев Болеславский
Всё в этом мире носит в себе свою сокровенную сущность и предназначение... Сущность женщины неоднозначна: она многотональна... Ее призвание – нежность и красота. Вот почему она требует бережливости и восхищения... Нежно ее восприятие; нежна ее природная тайна, которую она в себе воплощает...
Cердца её добиться легко, ранить его – тоже... Если же женщина идет по жизни как цветок инстинкта и дитя духа, то внутренняя сущность её до такой степени пропитывается природной невинностью и душевной чистотой, что ее человеческий облик, ее улыбка, ее взгляд производят впечатление земного ангела; тогда ей только и остается, что внять зову ангела-покровителя» (Иван Ильин, христианcкий философ).
Пройдет много лет, и знаменитый профессор хирургии, стоя у операционного стола, вдруг вспомнит тот светлый вечер, когда впервые увидел эту чудесную женщину. Он встретил ее в храме... и полюбил; она пела в церковном хоре. Необыкновенно красивой была она, естественная доброта и нежность... и вера, очень искренняя вера. Оставила все ради него, ангела-покровителя своего, и по зову сердца отправилась в неизвестный путь. Всецело доверилась мужчине, пообещавшему на руках носить ее...
Смотря на родное и необыкновенно красивое, даже в бессознательном состоянии, лицо – он вдруг осознал, насколько же дорога ему эта женщина. Там, в операционной, ему даже показалось, что слышит он голос ее, и что она слышит и видит все, что происходит вокруг. Необъяснимое разумом единение с ней переживал он вновь - как это было раньше, во время их первых встреч...
Много операций совершил он за свою практику, но такой еще не было. И трепета такого предельного он никогда еще не испытывал. Знаменитому хирургу предстояло оперировать свою собственную жену, таково было ее окончательное желание: «Я хочу, чтобы меня оперировал мой муж, он знает мое сердце лучше всех...».
Эти слова он не забудет никогда, они и помогут ему совершить сложнейшую операцию на сердце его женщины; операцию, которой никто не ждал, и к которой никто не готовился. Там, в операционной, он по-настоящему осознает, что в руках он держит не только скальпель, но и саму жизнь – в том числе... и свою жизнь.
А неумолимый голос совести, звучащий в сокровенных слоях подсознания, напомнит ему, что, возможно, и его вина есть в том, что хрупкое сердце его женщины дало сбой – оно устало быть сильным. Больше же всего его поразит безусловное доверие жены, ее готовность вновь, как это было в годы их счастливой юности, полностью отдать ему свое женское сердце. Стоя на коленях у операционного стола, профессор замолится так, как никогда еще не молился... А когда он встанет с колен, чтобы приступить к операции, его лицо будет излучать такой мир и светлость, что все находящиеся в палате – на мгновение отступят.
Так бывает, что именно крест наш земной – становится для нас началом рая, душу очищает этот крест, и сердце смягчает. Только бы открылись глаза наши духовные и сердце узрело Господа, который всегда рядом... Разбойник, распятый справа от Спасителя – смиренно и кротко отдал себя «силе и правде страданий Христовых» (Дмитрий Шаховский), и рай коснулся его сердца. В агонии трагизма – разбойник вдруг очнулся, и крест страданий - стал для него смертельно-горьким, но исцеляющим лекарством от вечной гибели...
Почтенный мужчина говорил без нарочитости и пафоса, дыхание души своей исцеленной передавал мне: «Когда мы познакомились, она была, как у русского поэта сказано, «нетороплива, не холодна, не говорлива, без взора наглого для всех, без притязаний на успех, без этих маленьких ужимок, без подражательных затей – всё тихо, просто было в ней» (А.Пушкин, «Евгений Онегин»).
Не спрашивала ни о чем тогда, и не просила ничего, отдавала мне всю свою женственность. Самой родной и близкой стала она для меня, открывала мне неведомые ранее грани жизни. Бог, любовь и жизнь – были для нее синонимами. «Любовь, это когда два сердца вместе, там и Господь пребывает, там и зарождаются другие сердечки», – говорила она таинственно, и улыбалась при этом, очень красиво улыбалась. Искусство жизни постигали мы, и благодарили судьбу за встречу.
В скромности и покое – проходила наша студенческая жизнь тогда. И не смущались мы от бытия своего простого, ведь «лучше немногое при страхе Господнем, нежели большое сокровище, и при нем тревога...» (Прит.15:16,17). Смиренно Господу доверялись, наслаждались молодостью и мечтали о будущем. Без слов и уставов – разделяли мы трудности и заботы семейные, ведь так и должно быть, когда по-настоящему любишь, правда? А ваша жена счастлива, что замужем именно за Вами? Знаете ли вы ее сердце? Нет, не отвечайте мне... самому себе ответьте.
«Первый ребенок, посвящение в таинство жизни. Необъяснимая радость - взять в свои руки крохотную малютку... Когда ночью мой сын просыпался и начинал плакать, я очень осторожно, чтобы не разбудить жену, вставал и успокаивал его. Неземное чувство переполняло сердце – всего лишь от этого незначительного акта заботы о МОЕЙ любимой женщине... и о НАШЕМ младенце.
Знаете, первое время, мы не боялись показаться сентиментальными и не отказывались даже от «незначительных» проявлений внимания, нежности и заботы друг о друге. Некая тонкая аккуратность заполняла всю атмосферу нашего дома. Возможно потому, интересным и всегда новым – был каждый НАШ день, даже самый трудный день. И над радостью нашей общей и над горестями - «труд любви» (1Фесс.1:3) совершали мы - ВМЕСТЕ...
Шло время, у нас рождались другие дети... Я много работал и получил признание преуспевающего хирурга. Незаметно, жизнь вошла в рутинное русло, а моя карьера стала поглощать меня все больше и больше. На Церковь – времени не хватало, великие Божьи цели и служение – на задний план ушли, самореализация и карьеризм – утверждались на троне моего сердца.
А ведь в каждой душе есть неодолимая жажда, которая может быть удовлетворена только в Боге. И самое страшное искушение, которому подвергаются мужчины (и женщины) – соблазн оторваться о Бога. Все остальные искушения и падения – следствия главного. Но о гибельных последствиях своей оторванности от Бога и Церкви – я тогда особенно не задумывался...
Чрезмерная загруженность работой, психофизическое истощение и духовная слабость - делали меня раздражительным и неаккуратным в отношениях с самыми близкими для меня людьми. Фактически, я начинал жить умом, а не сердцем. Небрежность в отношениях с женой и детьми привели к тому, что в какой-то замкнутый круг обыденной скуки погружалась вся семья.
Рвались тонкие эмоциональные связи, общались мы все меньше и меньше. Как писала Белла Ахмадулина: «Ты что-то важно говоришь в ответ, но мне - тебя, тебе - меня не слышно». (1977 г.) И замыкались сердца наши друг от друга, и охватывали их судороги одиночества «вдвоем». Холодная протокольность начала овладевать нашими отношениями, в том числе и интимными; появились первые обиды и упреки. Дежурные поцелуи при встречах и расставаниях, недоговоренности... – все это стало частью нашего внешне благополучного бытия. Дерево нашей семейной жизни начинало вянуть, на корневом уровне оно заболело...
«Лопнула струна, и я осознал свое одиночество», - откровенно признавался Лев Толстой после того, как его отношения с женой надломились. В результате тяжелой послеродовой болезни Софья Андреевна боялась иметь детей, а Лев Николаевич – не представлял себе жизни без рождения детей. О возможной гибели жены, в результате следования его принципам – он как-то особенно не задумывался. «Вдруг я почувствовала, что он и я по разные стороны... А если я его не занимаю, если я кукла, если я только жена, а не человек, так я жить так не могу...
Ну почему эти великие люди не могут спокойно наслаждаться жизнью и радовать своих близких? Страшно с ним жить» - записала в своем дневнике Софья Андреевна... Пройдет время, и наступит тот страшный час, когда жена великого писателя земли русской откровенно признается: «20 лет тому назад, счастливая, молодая, я начала писать эту книгу, всю историю любви моей к Левочке... И вот теперь... сижу одна и читаю и оплакиваю свою любовь... Он сегодня громко вскрикнул, что самая страстная мысль его о том, чтобы уйти от семьи. Умирать буду я – а не забуду этот искренний его возглас...»
Иван Лещук,
