И в близости ко мне живой души твоей
Так все таинственно, так все необычайно...
-Дмитрий Мережковский
Поэзия и проза семейной жизни, такие разные и до конца непостижимые судьбы мужчин и женщин. Неиссякаема таинственность жизни, «есть много звуков в сердца глубине» (А.Толстой); в тайных кельях души нашей вечной – хранятся они до времени. Непостижим и путь мужчины к сердцу женщины (Пр.30:19), да и женщина, порой, «послушная влеченью чувства... и сердцем пламенным и нежным» (А.Пушкин) – отдает себя всецело любимому мужчине с надеждой на вечное, трепетно-светлое единение.
Мужчина и женщина, притяжение и отталкивание, стремление к единению и конфликт разрыва, счастье «одной плоти» и трагизм одиночества «вдвоем».
Стоя у операционного стола, знаменитый кардиохирург вспомнит не только о романтических мгновениях своей молодости.
Он вспомнит и о том, как впервые сердце его жены дало сбой. Это случилось в обычной провинциальной школе, шестилетней девочке вдруг стало плохо, она буквально задыхалась. Вызвали платную скорую помощь из столицы, но врачи... категорически отказались госпитализировать ребенка, сославшись на то, что это обязанности местной скорой помощи. И тогда начали звонить всем, в том числе и ему, знаменитому врачу. Но он не приехал, попросив разобраться в «недоразумении» свою жену.
Она буквально «прилетела» в школу, бригада местной скорой помощи уже была на месте и старалась спасти ребенка, но... время было упущено. Девочка умерла от стеноза гортани (приступа удушья) у нее на руках.
Нелепая смерть ребенка из-за равнодушия «элитных» врачей – поразит ее в самое сердце. «Это не врачи, это люди с зачерствевшим сердцем!» - она произнесет эту фразу с неземной властью, а затем посмотрит на своего мужа таким чистым взором, что ему впервые за всю его врачебную практику вдруг станет стыдно не только за свой личный врачебный цинизм, но и за «тех врачей». Ей же еще долго будет сниться та девочка, не одну ночь она будет просыпаться и плакать. Плакать о том, что не смогла спасти чужого ребенка... не по своей вине. Такое уж было у нее сердце...
«Все заботливо выполняют требования общежития в отношении к посторонним... С друзьями же не церемонятся» (А.Пушкин). «Как за должное принимал я любовь и верность своей жены, и с годами - также перестал с ней «церемониться». Неаккуратно-вольное обращение с женой стало нормой; я считал себя раскомплексованным во всем, не было темы, которая бы меня смущала. Знаете, я даже потерял способность краснеть от созерцания и слышания неприлично-пошлого. А ведь именно разумные табу (запреты) и ограничения защищают общество от морального разложения, защищают сокровенную сферу интимного, поддерживают священный порядок жизни...
По понятным причинам, у меня всегда хватало вежливости и услужливости для других. Ведь отношения в бизнесе и обществе – требуют сохранения приличий. И я строго соблюдал общественный этикет, моя репутация была безупречной. Расслаблялся же я... только в собственном доме. А зачем напрягаться среди своих, неужели им нужна моя услужливость и галантность, комплименты и аристократические манеры? Так думал я тогда... и вдруг заметил, что и жена моя «приняла» новые манеры отношений, начали исчезать и ее «милые привычки». Раньше она одевалась так, как будто каждый день - праздник, и мне даже казалось, что самую красивую одежду она одевает дома... Но так было раньше...
Постепенно, наш внешне уютный дом начала заполнять некая странно-гнетущая атмосфера. Нет, мы не кричали друг на друга, напротив, мы все чаще и чаще... молчали. И в нашем случае – молчание оказалось не золотом, а тем, что постепенно привело нас к эмоциональному разрыву. Прекратились задушевные беседы, каждый жил «сам по себе», мы удалялись друг от друга на внутреннем, духовном уровне.
Тогда мой мужской образ вполне вписывался в портрет мужчины, описанный Николаем Гумилевым: «Отмечен знаком высшего позора, он никогда не говорит о Боге... В его душе столетние обиды, в его душе печали без названья». Правда, у меня случались периодические приливы страстного влечения к своей жене-красавице, но затем вновь наступало охлаждение, ведь между нами не было главного...
«Подлинная драма ее души, человеческой и женской, была в том, что Толстой, отходя от нее душевно, не отходил от нее телесно. Душевно он от нее отталкивался, а телесно приближался к ней... И Софья Андреевна с ужасом и отчаянием жены, женщины, человека видела, что всякое изменение отношения к ней ее мужа, т.е. всякий период его внимания, деликатности, уважения, ласковости в отношении ее – было лишь... подступом физиологического явления» (Дмитрий Шаховский). У жены Льва Толстого – была своя драма жизни, отсутствие духовного единства создавало пустоту отчуждения между ней и Львом Николаевичем, в эту пустоту они и проваливались вдвоем...
Говорят, что если женщина молчит, значит ей есть что сказать. А Вы готовы выслушать сердце Вашей жены, услышать всю правду о Вас? Готовы ли Вы узнать о ее таинственных желаниях и мечтах? Знаете, только прозревши я начал понимать, что главное без чего женщина никогда не обретет полноты счастья в браке – это эмоциональная близость и родство душ, нежность отношений и ощущение себя самой любимой. А нежность - не перепутаешь ни с чем, и ее никогда не бывает слишком много. Да и мужчины хладнокровно молчат отнюдь не всегда потому, что это часть их мужского нрава, и «множеством ласковых слов» их увлечь можно, и «мягкостью уст» - овладеть (Пр.7:21).
Кто-то сказал, что «любовь измеряется мерой прощения, а привязанность – болью прощания». Теперь то я понимаю, что тогда моя душа, обремененная «звучанием» известности, просто не могла войти в благодатную тишину другого сердца. Моя жена стремилась к простой человеческой жизни, я же «летал» высоко и оказался на своем «полюсе». А на полюсе, как известно, компас не действует - там властвуют «магнитные бури».
Духовные бури и погружали нас в невидимый для посторонних глаз кризис. При материальном благополучии и внешнем устройстве – мы переживали раздвоение «одного тела». Ведь «супруги, которые приближаются друг ко другу, чего-то не простив, припрятав камень за пазухой, практикуют блуд в браке, - писал Сергей Аверинцев (просто этот блуд «узаконенный», И.Л.), - любое недосоединение, любое неабсолютное сращение двоих в одно... поражает нас, как молния...».
«Как угодить жене»? (1Кор.7:33) – об этом я тогда особенно не задумывался. Никуда мы друг от друга уже не денемся, и дети у нас, и фамильное достоинство нельзя опозорить, да и грех это - развод. Так думал я тогда, не замечая, что тонкая душа мой жены уже давно надломилась; что, как лен курящийся – угасала ее привязанность и уважение ко мне. Много лет тому назад Бог подарил мне женщину моей мечты. Она любила меня предельно трепетно и сильно, согласилась идти за мной «на край света».
Но прошло время, и рядом со мной оказалась всегда печально-уставшая и раздражительная по любому поводу женщина. И даже в обществе, в кругу друзей – она возражала мне при любом удобном случае... В первые годы нашей семейной жизни, она была жизнерадостной молодой женщиной, а ее прекрасное лицо буквально сияло от счастья при одном только взгляде на меня. Она искренне смеялась над каждой моей шуткой, она восхищалась мной... А вы не боитесь потерять сердце своей жены? Нет я не говорю о разводе... Знаете, самое страшное, наверное, – потерять сердце близкого человека...
Тайна любви велика, люди меняются от любви. И духовно замерзает душа - когда любовь распинается. В своих прогнозах я не ошибся - жена действительно не ушла от меня, и не «опозорила» мою репутацию. В силу своей порядочности, она избрала более «приличный» путь для семьи преуспевающего и вечно занятого «делами» хирурга – ушла в мир своего женского одиночества, во внутреннее монашество погрузилась она. И понесла она ношу свою крестную, без внешнего недовольства и ропота понесла.
Только сейчас мне кажется, что именно тогда сердце ее женское, и без того хрупкое, начало давать очередные сбои, оно уставало быть одиноким. Ведь здоровое сердце – это сердце, которого ты не чувствуешь, которого словно нет. То, что жжет, беспокоит и болит – говорит о потребности в помощи, нужде в исцелении. И плакало оно, сердце ее женское, и раздваивалось «под пилой» одиночества вдвоем, от недостатка любви и душевного кислорода задыхалось... «Скажи, а чайки тоже плачут, когда их море предает?» - вслушиваясь в откровенную исповедь мужчины, я вдруг почему-то вспомнил именно эту фразу, где-то я ее случайно услышал, и она непроизвольно всплыла в моем сознании...
Вернувшись домой с очередной научной конференции, нескрываемо восторженный и возбужденный от своих достижений, профессор-хирург застал свою жену в необычном состоянии. Было уже поздно, все дети спали, а она сидела на полу... и уже почти не плакала, только вот как-то странно держалась за сердце. И не заметила она, что рядом с ней стоит ее муж, и не интересовали ее уже его научные подвиги, и не страшно было ей уже ничего... Ведь что может быть страшнее потери самого дорогого в жизни - сердца любимого человека...
Она сидела на полу
И груду писем разбирала —
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала —
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела —
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,
И страшно-грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.
- Федор Тютчев
Тогда он еще не знал, что не только его жене, но и ему самому предстоит пройти по крестному пути преодоления себя и распятия самости своей огрубевшей. Ведь так действительно бывает, что именно крест наш земной – становится для нас началом рая. И как же прав был старец Нектарий Оптинский, говоривший, что «Бог творит только из ничего... надо себя сотворить ничем, и Бог будет из тебя творить».
Иван Лещук,
