«Нет, это не сон! Великая Россия действительно стряхнула с себя бремя векового засилья самодержавия. Рухнуло здание угнетения души и духа, порвались цепи злых темных сил. Долги и мучительны были страдания лучших сынов России, борцов за свободу совести, попранного права и справедливости». Так начиналась передовица баптистского журнала «Слово Истины», вышедшего вослед событиям Февральской революции 1917 года.
В адрес министров Временного правительства сразу же хлынул поток ходатайств от руководителей протестантских общин. Духовные лидеры настоятельно просили открыть молитвенные дома, отменить цензуру печати, прекратить судебные преследования верующих, освободить заключенных и сосланных за веру.
Известно, что с началом Первой мировой войны в России резко поднялась волна антинемецкой истерии. В лице русских протестантов черносотенным кругам мерещились германские шпионы и заклятые еретики. Примерно за три года до февральских событий власти наложили запрет на посещение евангельских собраний солдатам, офицерам, чиновникам. Особыми распоряжениями были закрыты Библейские курсы, периодические протестантские издания, отменены собрания во многих молитвенных домах, начаты судебные процессы. Сотни протестантов, как и в эпоху Победоносцева, вновь оказались в тюрьмах и ссылках.
Изнурительная война с Германией, брожение в армии, бесхлебье, непрерывные стачки и забастовки привели к тому, что царь Николай II отрекся от престола. Вскоре, 2 марта 1917 года, Временное правительство обнародовало Манифест. Этот документ провозглашал свободу слова, печати, союзов, собраний, отмену всех сословных, национальных и вероисповедных ограничений. Новая власть объявила также полную и немедленную амнистию всем политическим и религиозным заключенным.
В среде протестантов царило всеобщее ликование и оживление. Активные христиане, только что возвратившиеся из застенков, еще со следами кандалов на руках, сразу же окунулись в кипучую духовную деятельность. Повсеместно возникали различные миссии, юношеские, солдатские, женские духовные кружки и собрания. Часто прямо под открытым небом устраивались грандиозные религиозные митинги, уличные шествия с духовыми оркестрами. Благо, что на проведение подобных акций не нужно было даже посылать никаких уведомлений в органы власти. Огромные залы Тенишевского училища в Петрограде, Большая аудитория Политехнического музея в Москве почти ежедневно оглашались зажигательными проповедями и пением духовных гимнов.
Но не только громогласные проповеди звучали в общественных местах. Служители евангельских церквей выступали с лекциями, программными заявлениями духовно-социального характера. «Принципы баптистов», «Политические требования баптистов», «Отделение Церкви от государства» – вот круг тем, чрезвычайно актуальных для той эпохи, который освещали баптистские проповедники. «Церковь – учреждение чисто духовное, предназначенное для спасения душ, а задача государства заключается в охране имущества, жизни и земного благополучия его граждан. При союзе Церкви с государством не может быть настоящей свободы совести. Ибо если одно верование получает привилегии, то другие унижаются, равноправие отсутствует и является соблазн ради земных благ притворно исповедовать предписываемую веру», – разъяснял позицию российских протестантов баптистский пресвитер Василий Павлов, выступая в Политехническом музее, в апреле 1917 года.
Новые проекты расширения духовной деятельности бурно обсуждались весной на церковных съездах. Баптисты и евангельские христиане назвали свои съезды «свободными», подчеркивая, что на них нет полиции и собираются они без какого-либо внешнего давления или ограничений. На майском съезде лидер российских протестантов Иван Проханов познакомил делегатов с планом образования Христианско-демократической партии «Воскресение». Программа данной партии была направлена на то, чтобы содействовать внедрению в общественную и церковную жизнь демократических начал, вытекающих из идеалов Евангелия. Содержание программы во многом совпадало с «Политическими требованиями баптистов», изложенными баптистским проповедником Павлом Павловым (сыном Василия Павлова).
Учреждение республики, свобода совести и свобода проповеди для всех религиозных общин, полное отделение Церкви от государства, государственная регистрация брака, право юридического лица для религиозных организаций – данные положения присутствовали в обоих документах. Но прохановский вариант и подход намного шире охватывали социальную сферу и предполагали более основательное переустройство церковной жизни. В программе Проханова упоминалось установление восьмичасового рабочего дня, выплата достойных государственных пенсий гражданам, образование территориальных субъектов в виде «Соединенных Штатов Республики», создание «Всемирного Союза Государств».
Что касается церковных преобразований, то у Проханова были далеко идущие реформаторские планы. Он предлагал упростить иерархические структуры Церкви, установить свободное избрание ее служителей путем голосования, обеспечить максимальное участие верующих в богослужении, использовать на богослужении понятный язык.
В среде верующих, естественно, отношение к партии и к ее программе было неоднозначным. После бурных дебатов делегаты приняли решение: «Съезд находит нежелательным, чтобы общины были увлечены политикой, но, с другой стороны, съезд приветствует образование партии как частное начинание некоторых членов союза, поставивших своей целью всемерное устройство государственной жизни в соответствии с высокими идеалами. Участие в партии есть личное дело совести каждого». Партий в то время, как известно, было много. Но ни одна из них не выражала наиболее полно интересы активных и прогрессивно настроенных христианских кругов. Члены партии «Воскресение» занимались в основном религиозно-просветительской деятельностью и распространением в обществе идей демократизации государства и демократизации Церкви.
Основную суть программы, свои идеи о необходимости широкой реформы Проханов частично огласил на Государственном совещании, организованном Временным правительством в августе 1917 года. «До дней революции у нас было два освободительных движения: политическое и религиозное. Первое завершилось революцией, а второе имеет своей целью достичь реформации, не в смысле приставления новой заплаты к ветхой одежде, а в смысле духовного возрождения народа и коренного преобразования Церкви на началах Евангелия», – отметил Проханов.
Идеями новаторскими, преобразовательными, идеями демократии был густо пропитан весь воздух того времени. На демократических лозунгах, как известно, пришли к власти и большевики. Двоевластие продержалось недолго. Развитие политической драмы неожиданно увенчалось большевистским переворотом. Первый и основной удар новая власть нанесла по Православной Церкви. И это понятно. Ведь православие воспринималось большевиками как главный оплот самодержавия. А кроме того, там было чем поживиться. Православная Церковь имела на своем счету много собственности, имущества, всевозможных материальных ценностей. Ленинский декрет об отделении Церкви от государства во многом был направлен на подрыв материальной базы и социально-государственного статуса православия. Протестанты вначале оказались вне антицерковных деяний большевиков. Отмечая определенную общность судьбы при царизме, некоторые вожди большевизма даже проявляли благосклонность к протестантам. Вероятно, только на этом основании у многих конфессиональных и светских историков сложилось стереотипное представление о первых годах советской власти как о некоем «золотом десятилетии» для евангельского движения. Что касается численного роста, он в тот период был довольно интенсивным. По некоторым данным, к началу 1917 года в России насчитывалось 150 тыс. баптистов. А через 10 лет их численность достигла примерно полумиллиона без учета членов семей. Что же касается свободы исповедания, свободы религиозной деятельности, то она была чрезвычайно шаткая.
Внешние законодательные нормы, установленные большевиками на первом этапе, выглядели вполне демократично. Параграф 13 Конституции 1918 года гарантировал свободу как атеистической, так и религиозной пропаганды. Через два года после революции был издан даже Декрет об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям. Правда, в жизнь он проводился с великими затруднениями и проволочками. Да и действовал этот декрет совсем недолго. Другие декреты и законы фактически существовали только на бумаге. Действительность, особенно в провинции, довольно редко соответствовала демократичным формулировкам законов.
Баптистский журнал «Слово Истины» в апреле 1918 года поместил слезное письмо крестьянина Ивана Шкуренкова из села Акуличи Орловской губернии: «К празднику Пасхи явились люди, которые что есть мочи стучали в колотушки и всех нас поносили. В ночь со второго на третий день Пасхи повыбили рамы и стекла в доме, стены вымазали дегтем. И мы были как агнцы среди разъяренных волков. Меня и других братьев повезли в волостное управление. Встретившие нас в волости всячески поносили имя Божье, кричали: пострелять их! А комиссар вынес решение: лишить нас хлебного пайка и выслать из общества…»
Многочисленные письма миссионера и проповедника Василия Павлова, адресованные лидерам баптистского союза, тоже пестрят тревожными сообщениями о конфликтных ситуациях с местными властями, о частых задержаниях и арестах верующих протестантских общин.
Огромная часть верующих так или иначе подпали под обольщение большевистских лозунгов. Новая власть для представителей многих религиозных конфессий казалась тогда истинным гарантом установления полной свободы совести. Однако на фоне искусно завороженной массы звучали и трезвые голоса, которые смогли беспристрастно оценить реалии и перспективы большевистского правления. «За последнее время наши идейные вожди, а за ними рабочие, солдаты и крестьяне составили себе ложное представление о свободе, и под флагом ее мы испытали ужасы разорения Москвы и междоусобную войну, – писал Василий Павлов в журнале «Слово Истины» сразу после большевистского переворота. – Хотели свободы, а одна партия большевиков, склонив на свою сторону штыки, продолжает творить насилия и ужасы не хуже, чем во время Николая II. Хотели братства, а вместо братства – братоубийство. Ждали равенства, а вместо равенства грабежи и пожары. Словом, пока повторяется Парижская коммуна, ведущая к погибели России».
Не лишены были провидческого дара и другие служители протестантских церквей. Михаил Тимошенко, литератор и проповедник, через два года после Октября отмечал: «Кровь продолжает заливать землю, свобода попала в узы партийной распри, произвол отдельных личностей не имеет предела. Свергая одного тирана, мы можем быстро соорудить себе нового, даже еще более свирепого, который, обещая нам горы счастья, отнимет у нас и последнюю веру в возможность перерождения человека». Наблюдения Тимошенко удивительным образом перекликаются с предвиденьем известного религиозного мыслителя Николая Бердяева. Еще на рубеже веков Бердяев писал: «Если из общества убрать всякую мысль о Боге, то вскоре придет император и потребует себе божественных почестей». Быстрое развитие тиранического облика большевистской власти просматривалось уже в ее зародыше, проскальзывало в недвусмысленных высказываниях ее установителей.
Вождь большевиков Ленин не раз заявлял: «Власть есть насилие, но не соглашение», «Революция не может быть без расстрелов». В начале 1920-х большевики развязали «красный террор», истребивший лучшую часть дворянства, интеллигенции, духовенства и крестьянства. А в 1922 году партия приступила к организации широкого наступательного похода против всех религиозных организаций. Во главе массовой антирелигиозной кампании были поставлены Союз воинствующих безбожников и Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б).
Историки культуры часто называют начало XX века «Русским Ренессансом», указывая на блистательные имена и достижения в области философии, науки, литературы, искусства. «Русский Ренессанс» затронул как Православную Церковь, так и протестантские общины. Среди русских протестантов появились масштабные личности явно «ренессансной» направленности. Пожалуй, самая приметная из них – Иван Проханов, проповедник-трибун и общественный деятель, который мог одновременно с успехом действовать в сферах духовных, политических и социально-экономических.
Протестантские публицисты, богословы и проповедники испытали на личном опыте горькие плоды революционных потрясений, при всех режимах они неизменно и единодушно призывали к революции Духа. «Кроме революции в государстве, необходима революция в душе каждого человека, – не раз повторяли Проханов и его духовные соратники. – Кто хочет стать новым творением во Христе Иисусе, тот пусть оставит греховный образ жизни и откроет сердце для любви Божьей».
Однако провозвестников евангельских истин не все понимали. В царской России их зачастую причисляли к стану революционеров. А в советской России их без раздумий заносили в списки отъявленных контрреволюционеров.
