Отказалась плюнуть в икону
Общеизвестно, что Крупская выступала за антирелигиозное воспитание школьников. Она стала одной из создателей советской системы народного образования. Но сама она не всегда была атеисткой. Вот как она рассказывает об этом в своей статье «Об антирелигиозном воспитании» (1924 г.):
«Я росла под двумя влияниями — отца и матери. Отец был типичным шестидесятником: глубоко верил в науку, читал «Колокол» Герцена, принимал некоторое участие в революционном движении, насмешливо относился ко всякой религии.
...Влияние отца на меня было неограниченно. Он умер, когда мне было 14 лет. Я говорила с ним обо всем интересовавшем и волновавшем меня. Мать также воспитывалась в закрытом учебном заведении — в институте. Священник у них был прекрасным педагогом. Для матери церковные службы связаны были с целым рядом радостных переживаний, она была одной из лучших певчих. Мать также не говела, не постилась, не соблюдала обрядов, в церковь ходила лишь изредка, когда бывало «настроение», дома никогда не молилась, но в квартире у нас висели образа, у моей кроватки красовался семейный образок, и иногда мать брала меня с собой ко всенощной...»
(Кстати, именно благодаря настоянию матери они с Владимиром Ильичом повенчались в церкви. Ходили вокруг аналоя, причащались, кланялись иконам Спасителя и Божьей Матери у Царских Врат. Хотя безбожник Ленин, понятно, не хотел этого и, по воспоминаниям Крупской, любил напевать ей романс Даргомыжского «Нас венчали не в церкви...»)
«...Если отец был для меня непререкаемым авторитетом, то по отношению к матери в детстве я держалась «независимо». Только в раннем детстве, в возрасте лет пяти, на меня влияла, вероятно, религиозная нянька. Впрочем, это мое предположение; я помню только, что она носила меня раз в костел. Позднее никаких религиозных влияний на себе я не испытывала. А вышло так, что я была внутренне религиозна, потихоньку, чтобы не посмеялись, усердно читала евангелие и отделалась окончательно от религиозных настроений лет в двадцать с лишним, лишь став марксисткой. Как это вышло? Лет пяти-шести я по вечерам усердно молилась богу. (Орфография Н. К. Крупской. — К. Р.) Отец раз посмеялся надо мной: «Будет тебе грехи замаливать-то, ложись уж спать!» И странное дело, эта мягкая насмешка над ребенком дошкольного возраста повлияла на меня самым неожиданным образом. В области религиозных верований отец перестал быть для меня авторитетом. Я говорила с ним обо всем, только не о религии. Тут у меня было свое «особое мнение».
К тому же времени относится и другое воспоминание. У меня был приятель — мальчик, годом меня старше, Боря, сын нигилистки, княжны Долгорукой. Княжна порвала с родительским домом, говорила громко и грубо, махала руками, презирала все обычаи и условности. Боря был для меня громадным авторитетом. Стоим мы с ним в пустой комнате, где стояла только моя кровать с образком на голубой ленточке. Боря говорит: «Плюнь на образ: мама говорит — бога нету». Я пришла в полное недоумение: столь решительных предложений я никогда не слыхала еще: «Ну, мало ли что мамы говорят».
...Зачем мне нужна была религия? Я думаю, что одной из причин было одиночество. Я росла одиноко. Я очень много читала, много видела. Я не умела оформить своих переживаний и мыслей так, чтобы они стали понятны другим. Особенно мучительно это было в переходный период. У меня всегда было много подруг. Но мы общались как-то на другой почве. И вот тут мне очень нужен был бог. Он, по тогдашним моим понятиям, по должности должен понимать, что происходит в душе у каждого человека. Я любила сидеть часами, смотреть на лампадку и думать о том, чего словами не скажешь, и знать, что кто-то тут близко и тебя понимает».
Человек начинает искать Бога от одиночества — эта идея, высказанная Надеждой Константиновной Крупской, неоднократно повторяется в других ее статьях. Она считала, что новый, советский строй жизни искоренит эту проблему: «Рабочий чувствует себя членом коллектива, он не одинок, ему бога не нужно».
Но при этом сама она всю жизнь оставалась очень одиноким человеком.
Застенчивая, молчаливая, она предпочитала шумным компаниям уединение. Не умела, да и не стремилась, красиво одеваться. Ленин в ответ на статьи западной прессы о «первой леди» говорил: «Да она же первая оборванка».
Ей было одиноко рядом с Лениным, который влюбился в Арманд. Она не пыталась «бороться за свое счастье». Сама предложила развод. Более того — больная, она помогала Инессе искать квартиру, где новая семья смогла бы свить уютное гнездышко.
Ей было одиноко среди его родных. Известно, что семья Ильича была не в восторге от его выбора жены. Надежда Константиновна была в их представлении скучной старой девой. Особенно непримирима была старшая сестра Ленина, Анна.
Ей было одиноко среди соратников по партии. Из 300 участников пленума, состоявшегося через несколько лет после смерти Ленина, с ней поздоровались отсилы 10 человек. У нее были сложные отношения со Сталиным. Секретарь Сталина Г. Бажанов писал: «...Сталин после второго ухудшения здоровья Ленина в середине декабря (врачи считали, что это, в сущности, второй удар) решил, что с Лениным можно уже особенно не считаться. Он стал груб с Крупской, которая обращалась к нему от имени Ленина. В начале марта он так обругал Крупскую, что она прибежала к Ленину в слезах, и возмущенный Ленин продиктовал письмо Сталину, что он порывает с ним всякие личные отношения. Но при этом Ленин сильно переволновался, и 6 марта с ним произошел третий удар, после которого он потерял и дар речи, был парализован, и сознание его почти угасло. Больше его на политической сцене уже не было, и следующие десять месяцев были постепенным умиранием».
После смерти Ленина Сталин больше не считался с Крупской. Вопреки ее воле тело Ленина положили в Мавзолей. А она предлагала похоронить его рядом с Инессой Арманд.
Надо заметить, что к своей сопернице Крупская не испытывала враждебных чувств, ни в чем ее не обвиняла. А ее дочек вообще любила, как своих. Старшая дочь Инессы Арманд, которую в честь матери тоже назвали Инессой, впоследствии стала для Крупской самым близким человеком. А ее сына Крупская воспринимала не иначе как родного внука.
«Если бы ты знала, как мне плохо, — писала Крупская Инессе-младшей незадолго до смерти. — Как я мечтаю понянчить внучка...»
У Ленина и Крупской не было детей, и это было для нее трагедией. Потому что она их действительно очень любила. В юности хотела стать учительницей.
Проблемы педагогики интересовали ее всегда. Еще до революции она обстоятельно изучала большую зарубежную и русскую педагогическую литературу (сохранилось 27 тетрадей ее конспектов различных зарубежных теоретиков педагогики), посещала школы, получала широкую информацию о положении народного образования в России.
В 1920 г. она стала председателем Главполитпросвета при Наркомпросе, в 1929 г. заняла пост зам. Наркома просвещения РСФСР.
На этом посту она сделала много хорошего. Развернула широкую работу по организации библиотек, пунктов ликвидации неграмотности, школ для взрослых. Участвовала в разработке важнейших документов по народному образованию, в которых сформулированы основные принципы: бесплатность и обязательность общего образования до 17 лет, совместное обучение, обеспечение школьников пищей, одеждой, обувью и учебными пособиями за счет государства. Подчеркивала важность дошкольного воспитания: «Нужно, наконец, добиваться от города учреждения целой сети хороших детских садов, где бы дети, начиная с трех-четырех лет, могли бы играть и, играючи, учиться, знакомиться с природой, с широким божьим миром...» (Так и написала: «божьим»! Хоть и с маленькой буквы...)
Крупская — автор многих педагогических работ, сегодня незаслуженно забытых, но, на мой взгляд, интересных. Все, что она пишет о детях, проникнуто какой-то особой теплотой. Она даже не называет их «учащиеся», вместо этого пишет — «ребята».
Она была непримиримой противницей физических мер наказания. С этим связана ее резкая критика Макаренко, который в своей «Педагогической поэме» признался, что однажды съездил по физиономии воспитаннику. Она считала, что ребенка нужно уважать. Ну и, конечно же, любить.Известен конфликт Крупской с «Союзом Безбожников» в 1929 году. Руководители этой организации предлагали превратить школу в один из центров антирелигиозной борьбы. Но руководство Наркомпроса, в частности Крупская и Луначарский, считали вполне нормальной сложившуюся ситуацию, когда школа оставалась фактически нейтральной. Они были против радикальных методов борьбы с религией, против того, чтобы с верующих детей срывали кресты и насмехались над ними. Но идеи «Союза Безбожников» перекликались с «генеральной линией» Сталина, поэтому и Крупская, и Луначарский оказались в меньшинстве.
Но она не боялась отстаивать свое мнение. В 1930 году, в период массовой коллективизации и «уничтожения кулачества как класса», она выступила со статьей, где резко осуждала факты, когда детей кулаков исключали из школ. Или же запрещали им ходить на сборы, экскурсии и даже на отдельные уроки, например обществоведения. Крупская сделала очень смелый для того времени вывод, что «такого ограничения по социальному признаку не знала даже царская школа».
Читая работы Крупской, видишь, как простое, искреннее чувство берет верх над идеологией. Для нее главное — не ранить, не обидеть, не оттолкнуть... Наверно, это и было ее призвание — возиться с детьми. Ту нерастраченную нежность, которая была у нее в душе, она, не имея своих детей, отдавала чужим.
Она часто встречалась с детьми, вела обширную переписку. В Горки ежедневно приходили тысячи писем «для бабушки Крупской». Так Крупская, не имея собственных внуков, стала «всесоюзной бабушкой».
Последние годы жизни были для нее нелегкими. Внешним образом ей оказывались знаки уважения, но внутри аппарата ее систематически компрометировали, чернили, унижали. Старые друзья исчезали один за другим: кто медлил умирать, того открыто или тайком убивали. Крупская не поддерживала сталинский террор, заступалась за репрессированных, большей частью — безрезультатно. Но были и те, кому она помогла. Крестьянину Емельянову, спасавшему Ленина в Разливе, благодаря ее усилиям смертная казнь была заменена на ссылку. Обратившись к ней за помощью, получил жилье бездомный писатель Михаил Булгаков...
Крупская однажды сказала в 1927 г., что если б жив был Ленин, то, вероятно, уже сидел бы в сталинской тюрьме. Разумеется, такие фразы не могли понравиться Сталину. Однажды он сказал, что если Крупская не перестанет его критиковать, то партия объявит, что не она, а старая большевичка Елена Стасова была женой Ленина. «Да-да, — добавил он строго, — партия все может».
27 февраля 1939 г. в 6.15 утра Надежда Константиновна Крупская умерла в кремлевской больнице. Это случилось на следующий день после ее 70-летнего юбилея. По одной из версий, ее отравили.
Она умирала в мучениях. Врачи, которые констатировали «глубокое поражение всех внутренних органов» из-за «бурного аппендицита, общего перитонита, тромбоза», так и не решились сделать операцию. Проводились бесконечные консилиумы.
Человек начинает искать Бога от одиночества... Ведь это же правда! Какая хорошая, верная мысль! Мы обращаемся к Нему от одиночества, от боли, когда никто не может выслушать, понять и пожалеть. Когда все рушится, так хочется, чтоб Бог был рядом...
Что может чувствовать человек, оказавшись лицом к лицу со смертью? Как и любому человеку, оказавшемуся в такой ситуации, ей было больно и страшно. Умирая, она, наверное, чувствовала себя совсем одинокой. Не было рядом родного человека, который мог бы ее пожалеть, поддержать, успокоить.
«Марксизм радикально излечил меня от всякой религиозности», — написала она в 1926 году. А когда-то, в далеком детстве, у нее была вера в то, что есть Бог, Который всегда рядом и всё понимает... Вспомнила ли она о Нем, позвала ли Его — как тогда? Если нет — как же ей было плохо!
Мне хочется верить, что вспомнила. Потому что, несмотря на свои заблуждения, Надежда Константиновна была добрым человеком. А Бог смотрит прежде всего не на наши ошибки, а на наше сердце. Он всегда зовет нас к Себе.
Одиночество — может, это не так уж и плохо? Может, и не беда это вовсе? Это чувство естественно, и оно возникает у каждого. Его не «забьешь», растворившись в толпе или влившись в какой-нибудь коллектив. Потому что захочется большего. И это не странность, не блажь, не каприз. Это душа просит общения с Богом. И плачет без Бога. А Он всегда рядом. Надо только услышать Его в тишине. И — откликнуться...
