В 65 лет подозрения о том, что жизнь всего одна, реально подтвердились. И я осознал, что пора собираться в путь. И тогда пришла ко мне перефразированная мысль Экклезиаста о том, что если время разбрасывать камни прошло, то наступило время собирать пришибленных этими камнями. Вначале я составил список пришибленных голиафов, и он получился пусть не бесконечным, но достаточно длинным.
Это были люди, в которых угодили камни, которые я когда-то разбрасывал.
Первой в списке была женщина, которая давным-давно необдуманно решила, что я влюблён в неё до самого гроба. Когда выяснилось, что это не вполне соответствует действительности, она возненавидела меня до того же гроба. Вроде виноват не был, но всё же угодил в неё мой камень. И я решил позвонить этой женщине. С помощью Интернета и знакомых нашёл её телефон и набрал номер. Вначале раздалось старческое дребезжание, но после того, как я произнёс своё имя, голос внезапно окреп, и произнёс давно заготовленную фразу: «Это ты, мерзавец!»
Я извинился, что 45 лет тому назад неосторожно повёл себя и ранил её неокрепшую душу. В голосе немедленно появились трагические нотки: «Теперь настало время сказать правду. Так ты любил меня?»
Я знал, что любая ложь это грех, но всегда надеялся, что за добрую ложь возможно какое-то прощение. И произнёс, как можно искренней: «Да, я любил». И неуверенно добавил: « Страдал тоже…» Старушка на другом конце провода засветилась и после счастливой паузы поинтересовалась: «А ты стал лысым?» Я ответил, что не вполне. «Седой?» – ещё более заинтересованно спросил голос. «Да, седой…». Голос удовлетворённо вздохнул: «Это хорошо. Значит страдал…». Я снова извинился, и попросил сказать мне, что теперь я прощён. Голос радостно хмыкнул: «Простить – прощаю, но забыть этого не смогу» .
И камень описав в воздухе дугу, вернулся и ударил меня в область сердца.
Затем я позвонил богатому человеку. Когда-то в России, он продал гуманитарную помощь, которую я привёз детям. Я несколько раз упоминал об этом, не публично, но в присутствие людей знавших его. Естественно, он сильно обиделся. Был неприятен жадностью и цинизмом. Но перед этим я дал слово Одной личности, что буду стараться любить всех. И позвонил ему, и с ходу извинился за то, что рассказывал о проданных им лекарствах. Богатый человек внимательно выслушал меня и заметил: «Я рад, что каешься. Но думаю, что тебе надо каяться ещё и ещё. Чаще кайся, и потом звони мне… Звони, не стесняйся… Помни, ты сильно обидел меня…».
И ещё один камень глупым рикошетом вернулся ко мне, куда он ударил, не понял, но боль была противная. Кстати, а бывает не противная боль?
Несколько обалдевший, но ещё не полностью погасший, я позвонил человеку, который всю жизнь завидовал мне. И как ни старался я не давать поводов для зависти, но этот неукротимый пожар погасить не смог. Я извинился, что причинял ему неудобство своим присутствием в жизни и мало интересовался состоянием его души. Во время пыхтящей паузы, я понял, сейчас он завидует мне за моё извинение. После слабого скрежета зубами, он задумчиво спросил: «А у тебя не рак?»
Я подумал, что такому он не позавидует и, перекрестившись, прошептал: «Да, тяжёлая форма…». Он тут же горько произнёс: «Ты и из этого сможешь создать победу! Ты всё можешь повернуть в свою сторону!»
Он почти застонал от зависти: «С тобой дружили Виктор Некрасов, Василий Аксёнов, несчастный Довлатов, мог бы и меня с ними познакомить…»
Я извинился и за эту ошибку. Он со вздохом поинтересовался: «А народ к тебе тянется?»
Я испуганно ответил: «И рак у меня, и народ ко мне не тянется».
После этого он меланхолически произнёс: «Дуракам всегда везёт».
И добавил: «Ты везунчик, ты вылечишься, а мне за тебя страдать…».
Я спросил, простит ли он меня сегодня? «Ты что, – взвыл он, – мне станет ужасно, потом жить из-за тебя не смогу».
Я понял, он будет страшно завидовать, если я получу от него прощение.
И снова извинился, и как можно тише положил телефонную трубку.
И ещё один камень ударил меня по печени и в горло. И напомнил мне, что массового прощения со стороны пришибленных не предвидится.
Четвёртым был друг, которого я знал много-много лет. Он моментально снял трубку и легко произнёс: «Что-нибудь случилось?»
Я поблагодарил его за дружбу, и сдавленно произнёс: «Один раз ты меня чуть-чуть обманул, и я никак не могу это забыть. Хотя, такая мелочь… Прости меня…»
- Это ложь! – сказал он хрипло. – Я стараюсь никого не обманывать, тем более тебя. Мне очень обидно от твоих слов…
- Я хорошо понимаю твои переживания, поэтому хочу извиниться, что не смог забыть эту ерунду, и за то, что напомнил тебе об этом.
- Не знаю, что думать, наверное к концу жизни ты перестал верить в дружбу.
- Почти – промямлил я и снова извинился за своё недоверие. И попросил простить меня.
Он вздохнул, очень горько: «Мне тебя прощать, не за что».
Казалось, он млеет от своего благородства, и вот выдохнул: «Ты мой друг!»
И мы красиво попрощались. А камень со свистом вернулся обратно, и врезался в душу, и застрял в ней.
И я решил больше никому не звонить. Видимо не существует времени, когда можно собирать пришибленных.
И тогда я обратился к Богу. «Господи, прошу у Тебя прощения, за то, что я не всем оказал милость, что не плакал с теми, кто плакал, что не всегда радовался Твоей любви. Прости, за то что страдания моей жизни не воспринимал как великую возможность почувствовать в них отражение Твоих страданий. За то, что забывал о Тебе, за то, что не так сильно любил Тебя, за то, что своих ближних любил не одинаково, за то, что не всегда помнил Твою заповедь – Да любите друг друга! За всё это, и за другие прегрешения, прости меня, Господи!»
И наступила в душе безмерная тишина, и голос из сердца произнёс: «Прощаю!»
